Космонавты из «Красной звезды»: путь к звёздам сквозь мороз Арктики и жару пустыни (ФОТО)

Накануне Дня космонавтики, который отмечается 12 апреля, непременно вспоминаю шестерых журналистов, получивших в начале девяностых годов прошлого века специальность «космонавт-исследователь».

Полёты в космос сегодня — обыденное дело. Наряду с профессионалами в космос летают уже и туристы. Сегодня мало кто помнит, что российские журналисты первыми 30 лет назад боролись за место в космическом аппарате.

Всё началось в апреле 1989 года, когда официально объявили: подписано неправительственное соглашение между Главкосмосом СССР и японской телекомпанией Ти-би-эс о полете на советском космическом корабле журналиста этой телевизионной фирмы.

Таким образом, японскому журналисту предстояло стать первым среди всех коллег мира, кто увидит Землю с высоты орбитального полёта. С советской орбитальной станции «Мир».

Если не ошибаюсь, вопрос: «А как же наши?» — первым задал в телерепортаже о подписании договора комментатор Центрального телевидения Сергей Слипченко.

Ещё через десять дней гневной статьёй разразился ветеран космической журналистики Ярослав Голованов, сославшись на мнение С. П. Королёва, который вполне серьёзно говорил о полёте в космос нашего собрата по перу.

И уже через несколько дней была создана космическая комиссия Союза журналистов, цель которой «предложить кандидатуры журналистов для подготовки к космическому полёту».

В этой связи объявлялся творческий конкурс. Откликнулись около тысячи журналистов. Сито первого тура прошли чуть больше двадцати.

Затем меня ждала командировка на Байконур в группе, возглавляемой ведущим летописцем отечественной космонавтики — начальником отдела «Красной звезды» полковником Михаилом Ребровым.

Было то, что на всю жизнь осталось в памяти как праздник: присутствие при запуске в космос «Союз ТМ-8», знакомство с «Бураном», разговор с создателями ракеты-носителя «Энергия» и Иваном Григорьевичем Борисенко, вручавшим удостоверение космонавта Юрию Гагарину… Многое, очень многое хранит память.

После Байконура были знакомство с работой подмосковного Центра управления полётами, различными московскими институтами и первая медицинская проверка в Институте медико-биологических проблем.

На медицинской проверке познакомился я со Светой Омельченко из «Воздушного транспорта», Юрием Крикуном из Киева, Сережей Жуковым из «Техники и экономики», Пашей Мухортовым из Риги, двумя полковниками из «Красной звезды» — Валерием Бабердиным и Александром Андрюшковым. Именно они, да еще Валерий Шаров из «Литературной газеты» окажутся в заветной шестерке, зачисленной для подготовки к полёту.

Именно они прошли медико-космическое чистилище, находящееся в Центральном военном научно-исследовательском авиационном госпитале, порог которого переступил и я в январе 1990 года. О том памятном времени, на описание которого не хватит и газетной полосы, осталась запись в медкнижке:

«Капитан 2 ранга Громак В.И. находился в 7-м ЦВНИАГе на обследовании по теме № 1».

И приговор: «Хронический компенсированный тонзиллит».

Хотя, как сказал мне в частной беседе генерал-майор из отборочной комиссии, дело было в другом: «Три журналиста из „Красной звезды“ (в штат центральной военной газеты я был зачислен 18 января 1990 года) в отряде космонавтов — это явный перебор».

Но я искренне радовался за Валерия Бабердина и Сашу Андрюшкова, мечтавших о космосе с детства.

Бабердин в свое время окончил Военную инженерную академию, Андрюшков — Высшее военное училище лётчиков. Космонавтика была их стихией. В 1991 году краснозвездовцы Бабердин и Андрюшков сдали экзамены и получили квалификацию «космонавт-исследователь».

«Нас было шестеро, — написала мне Света Омельченко, — а полететь мог в лучшем случае один. Каждый был готов к тому, что останется на земле. Тяжелее других это перенес бы Валера Бабердин. Он учился старательно, экзамены сдал на отлично. Мне говорил: „Прости, Светка, я всегда уступал женщине, но тебе этот полёт не уступлю“. Мы надеялись, конечно, до последнего. Но не сложилось…»

Света Омельченко, которая в одном экипаже с Бабердиным и Салижаном Шариповым выживала в пустыне, накануне Дня космонавтики написала мне очень много о рано ушедших из жизни краснозвездовцах космонавтах-исследователях Бабердине и Андрюшкове.

«Я вот что вспомнила о них, — пишет космонавт-исследователь Светлана Омельченко. — Одно из первых серьёзных испытаний — тренировка на выживание в Арктике под Воркутой в январе 1991 года.

До этого три месяца за партами динамику и баллистику изучали. Приехал в Звездный Яцек Полкевич, итальянец польского происхождения, руководитель известнейшей школы выживания. Упакован, экипирован. Определили его в экипаж к нашим краснозвездовцам. Не выжил Яцек. То есть помереть ему спасатели, конечно, не дали. Откачали, отпарили, отпоили. А Валера с Сашей продолжили тренировку.

Правда и то, что им самые сложные погодные условия достались. Если у нас суммарная температура была минус 56 градусов, то у них покруче. Помню, что были ещё и снежные заносы, буря.

Так самое интересное, что Полкевич потом опубликовал большой материал (до нас дошел перевод), где рассказал о своём участии в тренировках космонавтов, ни слова не сказав о том, что сошёл с дистанции, и не упомянув даже о Бабердине и Андрюшкове. Валерий обижался. А Александр обижаться не умел».

И ещё приведу один отрывок из письма Светланы:

«Валерий, всколыхнул ты воспоминания. Теперь остановить их не могу. Саша как живой перед глазами. Он ни с кем не ссорился. Только Юра Крикун мог заставить его возмущаться. Не любил он Крикуна. Хотя и не ввязывался с ним в перепалку. Один раз на моей памяти не выдержал. Юра тогда оскорбил официантку — тетю Валю. Она даже плакала. 

Кстати, она кормила ещё Юрия Гагарина, рассказывала нам о нём. Меня удивляло, как она запоминала все наши вкусы и пристрастия и, если запаздывали с тренировок, каждому оставляла то, что он любит.

Андрюшков тогда рассвирепел и стал требовать, чтобы Юра извинился перед официанткой. Впрочем, требовал он тоже интеллигентно…»

Читайте также: Порошенко отстраняет Медведчука от переговоров по Донбассу (+ВИДЕО)

Валерий Громак, специально для «Русской Весны»