Второго февраля 2017-го. Денис Григорюк

Об обострении конфликта в январе-феврале 2017 говорят не часто. Его можно назвать третьей горячей фазой вооруженного конфликта в Донбассе, ведь тогда украинская артиллерия поражала города и районы, которые до этого считались безопасными и даже тыловыми

Главным отличием этой горячей фазы в том, что она не закончилась котлом, как это было в предыдущие разы, а соответственно Украина не пошла на очередное подписание мирного договора, который Киев бы не соблюдал.

В любом случае, три года назад Донбасс вновь содрогнулся от вонзающихся ракет ВСУ.

Эвакуация под канонаду

«Давай через полчаса на «Легенде»»

«Выбегаю»

Действовали по обстоятельствам. Иначе в хаосе горячей фазы работать не получается. Информация прилетала также быстро, как снаряды разносили стены домов в Киевском районе. Перед выездом обсуждали стоит вообще ехать туда, ведь за предыдущие несколько дней журналисты вдоль и поперёк отсняли всё возможное. Павел Чуприна, оператор Life, и вовсе получил ранение. Но всё же я договорился с военкором Сергеем Белоусом, что поедем на улицу Листопрокатчиков, куда накануне упали украинские артиллерийские снаряды.

Я топтался у знаменитого в журналистском кругу кафе в центре Донецка. Российские и иностранные корреспонденты летом 2014 и зимой 2015 собирались здесь, делились информацией, отсюда же выезжали на фронт. И в 2017 «Легенда» вновь приютила акул пера. У входа припарковался автомобиль. Из него высыпались люди в зелёных бронежилетах. Корреспондент запыхался. В его глазах азарт. Он просыпается, когда понимаешь, что получил «горячий» материал, готов его опубликовать.

«В Киевском идёт эвакуация. Нужно туда ехать», — прошипел запыхавшийся журналист.

Оператор отдал карточку с материалом с предыдущего выезда, прыгнул в машину и она понеслась в северную часть Донецка.

«Нужно ехать. Там эвакуация», — звоню Белоусу.

«Мы уже на месте», — позади меня послышались гудки.

На переднем сидении сидел военкор. На нём бронежилет. Он судорожно нажимает на потрескавшийся экран планшета.

«Прости, сейчас твит допишу», — извинился Сергей.

На заднем сидении была поэтесса и журналист Анна Долгарева. Это была наша первая и единственная встреча. Война сводит людей, которые при других обстоятельствах никогда бы не встретились. На девушке также были средства защиты. В руках Анна держала камеру и о чём-то думала. Поздоровались, познакомились и поехали.

«На Киевский», — скомандовал таксисту Белоус.

Такси разбрасывала комья чёрного снега. Позади осталась суета мирного города. В районе «Ветки» было пусто. Посреди пустынной дороги стояли сотрудники ГАИ. По сути, они спиной стояли к опасности. С противоположной стороны летели снаряды. Удар за ударом. ГАИшники гражданский транспорт не пропускали. Для нас сделали исключение. Своё дело сделали журналистские аккредитации.

«Если бы я знал, что туда надо будет ехать, то я бы не брал этот заказ», — бубнил таксист.

Водитель нервно елозил по сидению. Ему было страшно. В его обязанности не входят поездки в горячую точку. Наш автомобиль петлял дворами по улице Листопрокатчиков в поисках бронетехники спасателей. Наконец-то догнали МТЛБ МЧС ДНР. Бронированная машина медленно ползла от одного разбитого дома к другому. Снег здесь не такой, как в мирной части города. Он серый, усыпан сажей, из него торчат мелкие кусочки кирпича, острые осколки битого стекла. Снаряд угодил на детскую площадку перед домом по адресу ул.Листопрокатчиков 3а. Перед посеченным осколками подъездом стоит изуродованный старенький желтый жигулёнок. Тяжело представить, что когда-то это металлическое месиво могло передвигаться. Сейчас догнивающий труп автомобиля печально стоял у ступенек в подъезд и снег медленно покрывал его.

Мимо, пыхтя, проковылял тягач спасателей. Через несколько секунд он остановился у соседнего дома. Местные выбежали, увидев спасительный МТЛБ. Сотрудники МЧС ДНР поднялись, чтоб помочь старикам спуститься и отнести их вещи. В чреве тягача уже сидели несколько стариков. Сдерживая слёзы, они ждали остальных в военной машине. У их ног небольшие сумочки — вся жизнь в одной сумке. Нечто подобное я уже видел, когда снимал эвакуацию гражданских из посёлка Октябрьский летом 2015-го. И тогда, и сейчас среди местных были те, кто не хотели уезжать. Они с бледными от страха лицами выбегали на улицы, чтоб узнать что происходит. Но казалось им становилось легче, когда им сообщали, что эвакуация добровольная. Тяжело понять почему местные так счастливы остаться в своих домах, несмотря на тот факт, что следующий снаряд мог попасть в их дом.

Из разбитого окна на пятом этаже выглядывала девочка лет 10. Её родители решили остаться. Мама девочки работает в посёлке Октябрьский и поэтому семья не хотела уезжать в относительно безопасные районы Донецка. Слишком далеко от рабочего места. Долго до работы добираться.

Заскрипела дверь подъезда. Под руки спасателей вышла старушка. Сотрудники МЧС помогли ей забраться в бронемашину.

На фоне эвакуации женщина в халате даёт интервью журналистам и рассказывает об ужасах жизни в горячей точке. В бронежилетах и касках корреспонденты расспрашивали девушку под звуки падающих снарядов. Казалось, они падают в нескольких сотнях метров от этого месте, где мы сейчас стояли.

«Поехали», — отдал команду МЧСник. Загудела МТЛБ. Гусеницы начали движение. В разные стороны полетел серый снег.

Совсем рядом падали снаряды.

Пока мы снимали работу спасателей, водитель нервно курил у автомобиля. Иногда отходил, смотрел на разрушения. Будет что вечером своим рассказать, сидя на кухне с чашкой горячего чая, а может быть и чего покрепче, чтобы нервишки успокоить.

Мы решили, что нужно ехать туда, куда, как нам показалось, упали снаряды. Безликие голые ветки кустов, какие-то заброшенные строения, парочка частных домов. Местами дорога была изрыта артиллерийскими снарядами, но они не были свежими. Гулкие взрывы гремели где-то дальше.

«Туда не поеду», — проскрипел водитель.

Белоус был неумолим. Он заставил таксиста проехаться по округе, но ничего там не нашли, поэтому вернулись к Листопрокатчика. Под ногами захрустело стекло. Наши камеры стали снимать всё, что попадает в объектив. Уничтоженный жигулёнок, раздробленные детские качели, продырявленные стены дома. Откуда-то сверху нас кто-то окликнул.

«Эй, журналисты! Идите к нам. Мы ещё живы!», — улыбаясь сквозь разбитые окна, нам махали двое мужчин. Они пытались убрать разбитое стекло и на их место прибить листы ДСП.

«У вас же домофон», — ответила Аня.

«Так он не работает. Заходите»

Обычное дело. Домофоны отключают для того, чтобы люди могли забежать в подъезд в случае обстрела. Укрытие относительное, но всё же жизнь может спасти. Металлическая дверь была прошита осколком. Небольшая дырочка зияла, говоря о том, что в подъезде тоже не получится спастись, если украинская артиллерия ударит сюда вновь. Как показала практика, повторные обстрелы не редкость.

На фоне военной действительности рядом с соседним двухэтажным небольшим многоквартирном домиком пожилой мужчина мирное пилил срезанные осколками ветки деревьев. Сделал снимок, который мне показался очень символичным. Он отражал всю суть творящегося ужаса.

Мы уезжали в мирную часть города. Как мне тогда казалось, в безопасность, где не достанут снаряды. Но я ошибался.

Столб огня на «Мотеле»

Камера осталась на офисе. Работу решил оставить там, где ей и место. Домой войну брать не хотелось.

Пронзающий вой сирены разрезал вечернюю суету на проспекте Ильича. Сквозь потоки торопящихся домой мчится карета скорой помощи. Последнее время в Донецке их очень много. Вчера одна попала под обстрел в тыловом Буденновском районе на улице Элеваторной. Я вышел из переполненного троллейбуса. Пришлось практически с боем пробиваться, чтобы выйти на нужной остановке «Макаронная фабрика». Тогда я жил в районе «Мотеля». Рядом остановилась маршрутка. На лобовом стекле номер маршрута. Рядом с ним направление — «Макеевка».

«Едут туда, где сейчас идёт обстрел», — промчалась мысль в голове.

Дома было спокойно. Домашний уют раздробила канонада. В сводках — Киевский и Куйбышевский районы Донецка, Макеевка, Горловка. За последние три дня это стало нормой, но взрывы были значительно громче.

«Падает в районе Шахтёрской площади», — писал местный житель в комментариях под постом со сводкой.

Затишье, как известно, бывает перед бурей. В тот раз было нечто похожее. Показалось, что всё успокоилось. Расслабляющая тишина убаюкивала инстинкт самосохранения. Прекратилось. К тому же, это где-то далеко. Странный звук. Ранее мне неизвестный. Окна моей небольшой однушки выходили в сторону «Мотеля». Столб огня озарил темноту. Ударная волна прошла по стенам дома. Ходуном ходили панельные плиты. Удивительно, но стеклопакеты выдержали. Их не разнесло. Выстояли. Чего не скажешь об окнах ВНИИВЭ. Остекление здания было уничтожено, практически, полностью. Снег был усеян множественными осколками.

Время было позднее. Накануне комендантского часа. На место происшествия мне идти было не с чем. К тому же, вот-вот должен был вступить в силу запрет на передвижение по улице. Учитывая ситуацию, силовики могли неадекватно отреагировать на человека с телефоном, пусть даже и с разрешением на съемку. В таких случаях, могло произойти что угодно.

Утром третьего февраля

Обглоданные стволы елей. Рекламные билборды были без баннеров. Исчезли, испарились. Перед месивом из кирпича, деревянных перекрытий, битого шифера, сожжённым товаром, руками и ногами манекенов, корнями вверх лежало огромное дерево. Взрыв уничтожил здание военторга «Камуфляж». По руинам ходили хозяева магазина. Категорически просили не снимать их. Нервы сдавали.

Мимо проезжали маршрутки. Возможно, среди них была та, что я вчера видел. Думал, что макеевчане едут домой под обстрел, а оказалось, что опасность была совсем рядом со мной. Я забежал в попавшийся автобус. Пассажиры облепили окна, рассматривали последствия взрыва. Кто-то снимал на телефон.

Округа «Мотеля» была покрыта серостью.

Постапокалипсис, не иначе.

Сейчас на месте происшествия, на бетонном столбе висит выцветший пластиковый венок.

Денис Григорюк, Аналитическая служба Донбасса