Ходаковский: ЛДНР могут ответить на обстрелы так, что ВСУ вспомнят осень 2014 года

Ровно 6 лет прошло с того страшного для дончан дня 26 мая 2014 года, когда они впервые в жизни обнаружили в небе над собой боевые самолеты и вертолеты украинских ВВС, прилетевших их обстреливать. Об этом рассказывает корреспондент «Украина.ру» Олег Измайлов.

Сначала люди высыпали на улицу, задирая головы вверх, из многих районов города были видны дымные следы, тянущиеся от штурмовиков «СУ». Никому в голову, конечно, не приходило, что эти полосы — следы от ракетных выстрелов по гордости столицы Донбасса — новенькому международному аэропорту им. Прокофьева — уже разделили их жизнь надвое: на войну и мир.

Более того, тот авианалет на Донецк разделил всех на живых и мертвых — тех, кому очень скоро суждено будет очутиться в скорбном списке многих тысяч жертв украинской военщины, и тех, кто уже шесть лет переживает трагедию многомилионного края.

Кем стали дончане за эти годы, что изменилось в их мировоззрении, в понимании жизни и смерти, от чего и от кого зависит окончание этой невообразимой гражданской войны, что надо для того, чтобы скорбная майская дата 2014 года перестала быть датой, отсчитывающей черные годы лихолетья, — на эти вопросы издания «Украина.ру» ответил Александр Ходаковский, бывший глава Совета безопасности ДНР, создатель и командир легендарного для мятежного Донбасса батальона «Восток», в тот памятный день вступившего в бой с Вооруженными силами Украины.

Прежде всего у нас уже сложилось устойчивое понимание, что мы — не Украина, не являемся частью ее общественного организма. Только в первые годы еще можно было слышать, мол, все равно мы являемся здоровой, нормальной частью Украины. Теперь об этом не говорят. Не говорят и о «русском мире», но по другой причине — наша принадлежность к нему стала подразумеваться.

Украина сама исторгла себя из нашего сознания, что сегодня даже думать больно, что мы можем быть частью того, что там творится. Да, были некоторые иллюзии у части нашего населения 6 лет назад по поводу строительства образцового социального государства на нашей земле. Задуманное пока не удалось в условиях военных действий, экономической и прочих блокад. Но даже у тех, кто разочаровался в надеждах быстро построить такое государство, Украина и украинство вызывает однозначную реакцию — жесткое неприятие.

Как ни странно, даже те, кто является сторонником Украины (5-10%), снизили свою активность, высказывают разочарование в ней — настолько радикализировалось общественное мнение Донбасса. На его фоне проявлять какие-то симпатии к Украине стало нежелательным. Толерантность к ней, даже гипотетическая, неприемлема в массовом сознании.

Безусловно. Но одновременно развиваются два процесса. С одной стороны, мы начали осознавать иллюзорность некоторых наших прежних мечтаний и устремлений, особенно тех, что касаются социальной справедливости, — все-таки военное положение, пусть и не объявленное, не лучшая среда для их реализации, с другой — несмотря на то что мы прожили в условиях «независимой» Украины более 20 лет, все украинское однозначно выветрилось из сознания.

Этот идеологический посыл в Донбассе смотрится как самый что ни на есть естественный. После 6 лет войны то. Короче, Донбасс и Украина размежевались окончательно и бесповоротно. Теперь дончанам крайне неприятно слушать разговоры о некой гипотетической реинтеграции в состав Украины. В сознание людей это не вписывается.

Так всегда бывает на войне — страдает в первую очередь мирное население. Но у нашей войны дикая и невозможная логика. Если бы она была абстрагирована от политической повестки, пришли бы, скажем, внешние враги, все было бы проще, и народ действовал бы соответственно. А так по нам стреляют и тут же рассказывают, что мы являемся какой-то частью Украины.

Киев заявляет претензии не только на территории, но и на население, на людей, и тут же их уничтожает. А для этого закупает оружие в США. Убивая нас, они кричат, что ждут нас в свои объятия. Видано ли где-то такое противоестественное поведение? 26 мая 2014 года погибли первые несколько дончан, которых таким образом Украина «вернула».

Более того, они сразу начали нас дегуманизировать, делать из нас в сознании граждан Украины врагов, бандитов, террористов. Чтобы вам стала понятна разница между нашим и их поведением, скажу, что за день до авианалета, наши группы зашли в новый аэропорт (в старом здании сидели украинские военные. — Авт.). Мы там в лишнюю комнату старались не зайти, следили строго, чтобы никто невзначай дверь стеклянную не разбил. Связывались с руководством аэроузла, заверяли их в том, что ничего там не повредим, мы даже не заходили в зоны, которые контролировали полеты.

Мы отдавали себе отчет в том, что это предмет гордости дончан, транспортный объект, в который было вложено очень много народных денег, что завтра народу же и пользоваться им снова. Он прослужил бы Донецку еще не один десяток лет. Мы, по их понятиям, люди без чести и совести, маргиналы, неизвестно откуда взявшиеся, старались беречь народное добро, а государство, которое на словах заботится о наших людях, взяло и уничтожило одним махом эту жемчужину донецкого края. А ведь мы пошли дальше в своем стремлении сохранить объект — я со своим помощником ходил в старый аэропорт, общался с украинскими командирами, предложил им мирное сосуществование.

Наша позиция была такая — они снимают посты с периметра аэропорта и ходят по нашей территории без оружия. В остальном мы их не ограничивали — поход в магазин за едой, например, рассматривался нормально. Мы всячески демонстрировали контроль ситуации и отсутствие агрессии. Они доподлинно знали, что мы не только не собираемся повредить объект, но и стремимся его сохранить, что с нашей стороны им атак ждать нечего. Чем ответила Украина, мы уже знаем.

Три налета «расстеклили» здания. Я поспел к последнему, третьему налету, а ребята говорили, что ракеты, пущенные авиацией, в большинстве своем просто пролетали сквозь помещения. Потерь не было, потому что после первого же налета личный состав был сконцентрирован в подвальных этажах, на глубине 13 метров. Досаждали снайперы, но только если кто-то появлялся на улице.

Если говорить о начале войны и авианалете на Донецк (через неделю украинский самолет-штурмовик ударил и по центру Луганска. — Авт.), то он как раз и преследовал цель быстро переключить режим нашего существования в тот, в котором бы ВСУ не теряли потенциал и возможность наступать.

Чтобы сломать сознание своего же собственного силового блока, заставить своих военных перестать воспринимать жителей Донбасса как сограждан. Чтобы люди легче соглашались убивать себе подобных. И если говорить о качественном изменении украинской армии, то сейчас они уже завершили этот процесс расчеловечивания личного состава. Сегодня украинский солдат, стреляя в направлении донбасских городов и сел, считает, что он стреляет в зло даже на подсознательном уровне. Чего от него и добивались все эти годы. Это главное в их мотивации. 200 или 300 тысяч прошедших через АТО повязаны жизнями дончан.

Статистика только одного Харькова, которую доводилось видеть, говорит, что большинство выездов медиков на сложные психиатрические случаи связаны с вчерашними «атошниками». Наркомания и пьянство в украинской армии стали пандемией намного опасней COVID-19. Страшно то, что для них новое участие в гибели людей, если их призовут опять на войну, будет желательным выходом. Представляете, какую психическую угрозу несут эти люди украинскому социуму? Они себя чувствуют комфортно только в той среде, которая их сломала.

У нас ситуация коренным образом отличается. Начать с того, что у нас все были добровольцами, постарше обычных пацанов-призывников. Донецкие солдаты — это сложившиеся люди, воюющие на своей земле за своих родных. Это другая мотивация и другой моральный уровень. У нас и сегодня все контрактники, а у них до сих пор хватают молодежь и тащат на войну, ломают их психику через колено.

И правильно, и неправильно одновременно. Для призывников можно было бы найти много мест применения. Не обязательно на передовой сидеть, можно и в тылу разгружать нагрузку на войска.

Разумеется, они придут на фронт. Это будут уже опытные солдаты, обстрелянные и знающие. Модель их поведения будет отличаться от модели тех, кто в 2014-м только учился убивать. Так что, пропуская молодежь через войну, Украина создает кадровый резерв для своих вооруженных сил. С точки зрения тактики и методов ведения войны, украинские военные не далеко ушли.

Окопы научились рыть, инженерные службы подтянули. Качественно в них ничего не изменилась. Война у нас носит затяжной позиционный характер, поэтому у них не было возможности приобрести опыт маневрирования, опыт тактических действий. Но уверен, если завтра будет нужда в маневрировании, у них будут очень серьезные затруднения. Если с нашей стороны будет серьезное сопротивление, они могут быть сломлены в одночасье.

Украина отказывается помнить, что привело ее к «Минску». Это произошло после скоротечных и болезненных поражений ВСУ в Донбассе. После этого и были при посредничестве России, Германии и Франции составлены те пункты договоренностей, которые Порошенко подписал в феврале 2015 года после 16 часов переговоров. Напомню, что имеют смысл не только пункты, но и строгая очередность их выполнения. Украина же навязывает свою извращенную логику, которая может относиться к каком угодно формату, но не к минскому.

Например, они придумали бредовую идею, что в переговорах со стороны Донбасса будут участвовать те дончане, которые живут на контролируемых ВСУ территориях или в Киеве. Думаю, что Европа в таком бардаке не заинтересована, Зеленский идет против ее интересов на поводу у США.

Отсюда и смена риторики. Америка сегодня навязывает ему не только стиль и тон разговоров в Минске, но и персон, которым поручено участвовать в них. В качестве спикеров от Украины в переговорную группу завели исключительно проамерикански настроенных людей. Чего ж от них ожидать, как не атаки на основы минского процесса? Отсюда и попытка украинских политиков завести в переговоры нового игрока — Штаты.

Зеленского выбрали люди, которым надоела до смерти война в Донбассе. Если он продолжит делать то, что делает сейчас, если он выйдет из «Минска» в декабре этого года, как он обещал, то остается только разговор с позиций силы. Мы видим, как по всей линии соприкосновения решительно обострилась ситуация, как усилились обстрелы. Даже на участках, которые месяцами и годами были спокойными, где нет даже серьезных наших сил. Утюжат артиллерией вовсю и наши позиции, и мирные поселки.

Они боятся, потому что понимают, что такое полная боеготовность. Хотя, судя по всему, подзабыли, что мы им отвечать можем не только 82-мм минометами и стрелковым оружием. Наши основные тяжелые вооружения, в отличие от их, выведены туда, куда потребовали международные посредники по минским же договоренностям. Но, как пелось в старой советской песне, «мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».

Мы ведь можем и ответить по полной, и тогда ВСУ вспомнят, как осенью 2014-го только из-под Донецка еженедельно отправляли в свой тыл по 150 гробов. Если они решатся на войну, будет столько ужаса, что Украина не опомнится никогда. Они испугались введения положения полной боеготовности, потому что знают, что солдаты на передовой и так отмобилизованы. Но! Те подразделения, которые стояли далеко в тылу 5 лет, приведены в состояние полной боевой готовности. Этого они испугались. И окружение Зеленского знает, что на «большой» войне их шеф прогорит точно так же, как на антивоенной риторике пришел к власти.